446
Профессор И.А. СИКОРСКИЙ
представляютел в обратном порядке: все вверх ногами -совершен
но новый мир; при этом придавит ещё глаз пальцем, и пойдут пред
меты двоиться и троиться. Тогда чудные фантазии разыгрывались
в его соображении. Так вот в каком мире действовал Вукол и разви
вался: причина тому постоянное уединение и молчание. И всякое
дитя живёт в этом мире, но Вукол жил в нём по преимуществу.
Лишь только кончил Вукол урок по Начаткам, именно об Ан
тиохе Эпифане,
-
вошёл к нему дядя. После вопросов: кто хуже
чёрта, в который день создана курица и т.п., дядюшка сказал:
<<А что это я никогда не спрошу у тебя урок? Читай-ка, брат , что
учил сегодня >> .
Вукол зажмурил глаза и начал читать. Дядя следил по книге
~льцем и был, по-видимому, доволен. Но вот Вукол дошёл докам
»"
ня претыкания: он назвал Антиоха Эпифана Эпиохом Антифаном.
-
Что? -закричал дядя, -повтори-ка, скотина!
Повторил Вукол.
--
-
Мерзавец! Это кощунство! Розог! Позвать Гаврилу!
-
Дядюшка, дяденька! бейте, но не секите; есть не давайте
три дня, ухо оторвите, но не секите. -Выговорив это, Вукол ещё
более испугался. Надобно заметить, что он не был ещё ни разу се
чён.
-
Покажу я тебе, кощун, как смеяться над божествен
ным. -Дяде казалось всё святым, что напечатано славянскими
буквами.
Совершилась операция сечения розгами
-
одна из отвратитель
нейтих операций. И больно было Вуколу, и крайне стыдно. В розгах
он видел последнюю степень позора. Первый раз он сознал себя, пер
вый раз в сердце его кипела злоба на старших. Злоба душила его. Ос
тавшись один, Вукол заговорил: << А, так высекли, высекли же!
..
дав
но обещались!
.. > -
и потом заплакал.
-
Случалось ли вам видеть
кошек и собак, которых никогда не били? Если ударить такое живот
ное, особенно в старости, оно приходит в ярость и передко бросается
на хозяина. Но Вукол всё-таки был человек, и первые розги, притом
за напраслину, должны были произвести потрясающее действие.
Вот он несколько успокоился. Началась в душе работа. Из покорно
го, тихого, забитого ребёнка он стал вдруг дик и мстителен.
-
А,
-
заговорил он,
-
не боюсь же я теперь и розог
...
Ничего
не боюсь
...
Да и чего ж теперь бояться, чего ж бояться?
...
Пусть бьют ,
