перу д ь11uать бодрящим воздухом революционной действительнос
ти . Однако судьба его уже была предрешена. Сначала- такая внезап
ная и нелепая смерть сына Максима, молодого здорового человека.
В убийстве М. А Пешкова сознался шеф чекистской охранки Генрих
Ягода. Американский посол в Москве Джозеф Эдвард Дэвис в своей
книге писал: «Ягода был влюблен в жену Максима Пешкова, это ни
для ко го не было секретом». В официальном отчете Народного Ко
миссариата Юстиции в
1938
году сказано: «На закрытом заседании
подсудимый Ягода Г.Г. дал показания , в которых полностью признал
организацию им умерщвления М.А.Лешкова, сообщив при этом, что
наряду, с заговорщицкими целями , он преследовал этим убийством
личные цели » . Максима, любителя выпить, кто-то из его окружения,
возможно даже и бывший секретарь Горького Крючков, крепко на
поил и и
2
мая
1934
года забыли на улице. Ночь была холодная, и
Максим заболел воспалением легких. Утром ему дали шампанского,
затем слабительного, чем и ускорили смертельный исход болезни.
В последний год жизни, которую ему тоже старательно сокра
щал и , у Горького появились подозрения, что смерть Максима под
строена. Старый писатель здорово занемог и слег. По версии Нины
Берберовой именно тогда и появилась у постели больного дорогая
конфетная бонбоньерка с шелковой лентой- знак внимания из Крем
ля. Конфетами угостился не один Горький, с ним еще двое санита
ров . Ч ерез час все трое были мертвы
.. .
Профессор Плетнев, лечив
ший Алексея Максимовича, был сначала приговорен к расстрелу за
убий ст во знаменитого писателя, потом смертную казнь ему заменили
двадцатью пятью годами лагерей . Это было гуманно по отношению
к чел овеку, который и понятия не имел о коробке с роковыми конфе
тами . Пе-Пе-Крю- Крючков, сотрудник НКВД, признал виновным
себя . Так или иначе, но Горького постигла участь тех самых «старых
больше виков», с которыми он начинал «великое дело освобождения
пролетариата» еще в
1903
году и которым поставил на службу свой
литературный талант по всем канонам ленинской директивы «Пар
тийная организация и партийная литература».
Парадокс истории :
Михаил Булгаков, ненавидимый Горьким,
и не ставший «колесиком» в машине партийного агитпропа, почил
свое й смертью в своем доме .
147
